Философия шахматной игры. IV

(Нужна ли шахматам философия?)

. Одни за это шахматы любят, другие по той же причине осуждают. Первых, разумеется, несравненно больше, чем вторых. Имидж самой интеллектуальной из игр надежно защищает шахматы от критики. Кто же хочет прослыть ограниченным человеком, не ценящим интеллект? Говорить о шахматах как о никчемном занятии считается дурным тоном. Находятся, однако, “смельчаки”, не боящиеся сказать “правду”: король-то голый. Э. По: “Представление о шахматах, как об игре, исключительно полезной для ума, основано на недоразумении.”
Дени Дидро: «Можно быть глупым человеком и в то же время сильным шахматистом».

“Победитель всегда прав” . Пишущие о шахматах часто цитируют Ласкера:"На шахматной доске нет места лжи и лицемерию. Красота шахматной комбинации в том, что она всегда правдива. Беспощадная правда, выраженная в шахматах, ест глаза лицемеру". Но никто еще, как будто, не объяснил, что такое правда в шахматах и в чем она конкретно проявляется. Даже Ботвинник считал, что шахматы - это всего лишь условная схема. Какая же правда может быть в “условной схеме, имеющей мало общего с реальной действительностью”?
Предположим, что истина в шахматах выражается в правильных (аналитически сильнейших) ходах. Тогда выходит, что старик Легаль, побивший конем пешку на е5 в 1787 году и тем самым навеки вошедший в историю шахмат, достоин только осуждения

Легаль - Сен-Бри, 1787

5. Nxe5 Bxd1 (Какие знаки следует поставить к этим ходам?!)6. Bxf7+ Ke7 7. Nd5#

Современные компьютерные программы опровергают комбинации старых мастеров. Однако без этих комбинаций шахматисты и не достигли бы современного уровня игры. Причем же здесь лицемерие? Как вспоминал И.Майзелис, Ласкер любил рассказывать следующий анекдот.

«Врач признал больного неизлечимым, и тот обратился к другому врачу, который поставил его на ноги. Полгода спустя пациент встречает своего первого врача. Врач обрадован и удивлен: «Как, Вы еще живы? Кто же лечил вас?» — «Доктор Шмидт». — «Так я и думал! Эдакий халтурщик! — говорит врач.— При правильном лечении вас ничто не спасло бы!» — Вы понимаете? — добавлял, смеясь, Ласкер. — При правильных, рутинных продолжениях спасения нет. Значит, надо играть «неправильно»!”

Победитель всегда прав? Есть борьба идей и есть борьба людей . И в шахматах, как и в жизни, они не всегда совпадают.

“Главное в шахматах - состязание умов” . Унизить другого человека исключительно ради того, чтобы продемонстрировать превосходство своего интеллекта - хорошо ли это? Немецкий журналист Йозеф фон Вестфален убежден, что это отвратительно.

«<…> В намерения шахматной игры не входит ничего иного, кроме уничтожения противника. Она немилосердно исключает возможность счастливой случайности, иногда помогающей тебе в жизни. Здесь помогают только ошибки противника. Это - игра без пощады, без обаяния, без шутки. Игра для офицерского казино.
<…> Самые красивые фигуры из слоновой кости и самые замысловатые ходы не могут заслонить того, что шахматы - жестокая игра в убийство, аристократический предшественник компьютерных видео-игр, в которых подростки, вперившись взглядом в экран, изничтожают всевозможных врагов. Связь между шахматами и компьютером вообще неслучайна. Ведь оглупленная логика шахмат, подразумевающая только победу и постоянное недопущение каких бы то ни было ошибок, не отличается от вдолбленного в голову компьютерного образа мышления. Поэтому шахматный компьютер в последнее время превратился в спутника тренировок страстного шахматиста. Мыслитель и стратег теперь на шахматной доске может показать машине, кто из них лучше.

<…> Люди напрягают мозги исключительно для того, чтобы как можно скорей уничтожить противника, и считаются победителем партии даже тогда, когда собственное войско почти целиком полегло. Защищать следует одного лишь короля, этого неповоротливого монстра.
Будь то на траве, на гаревой дорожке или же на шахматной доске - спорт всегда убийство. В тщеславной потребности померяться силами есть что-то тупоумное. И мне милее любой игрок в покер, играющий краплеными картами с ничего не подозревающим противником, любой разозленный участник настольной игры "Не злись, человек!", чем псевдологик за шахматной доской, предающийся этой якобы демократической игре, в которой университетский профессор философии с автомехаником, а пастор с бургомистром оттачивают свое абстрактное мышление по части уничтожения.

Чёрт побери, разве логика существует только для того, чтобы без слов уничтожать друг дружку? (выделено мной - Л. Б). Женщины знают, почему они избегают эту насквозь мужскую игру, - если не учитывать исключений, <…> красавиц с длинными ресницами, которым надо доказать себе и шахматному миру, что и с привлекательной внешностью можно быть умной. Только вот быть чемпионом по шахматам - совсем неумно. Более того, это подло. А у подлости, как известно, нередко бывают хорошенькие глазки.
Я мужественно выкрикиваю в лицо сотням шахматных клубов всех стран, крупным и мелким гроссмейстерам и чемпионам, профессионалам сеансов одновременной игры и вундеркиндам всех возрастных категорий: «Шахматы - это слабоумие, компьютерная логика, пустая трата времени. Шахматы разрушают мышление…»
[Йозеф фон Вестфален “WARUM ICH NICHT SCHACH SPIELE” (Почему я не играю в шахматы) http://institute.nnov.ru/topic_show.pl?pid=1219 ]

“Главное в шахматах - состязание умов” Согласиться с этим утверждением - значит признать, что фон Вестфален во многом прав. А если не согласится, то надо искать другое объяснение феномену шахмат. Тогда придется обратиться к не слишком почитаемой шахматистами науке, а именно - философии. Но главное - на деле изменить отношение к шахматам! Так, чтобы они не казались (и действительно не были!) только инструментом честолюбия и всего лишь одним из видов спорта.

Л. Бабушкин

«Я никогда не слыхал, чтобы виртуоз-математик, выступающий в варьете, плохо производил свои сложения, умножения и т. д. из-за отсутствия подходящего настроения. Но как раз от художника, нервная система которого реагирует тончайшим образом, нельзя требовать, чтобы он во всякое время достигал совершенства» Рети

‘Благородная игра — шахматы. Благородная необыкновенной, философской стройностью. Ее глубины открываются только для посвященных, и чем глубже вы постигаете ее, тем более широкие горизонты открываются перед вами. Как в философии, как в математике, как в поэзии.

Один умный человек сказал, что шекспировские драмы никем не написаны: они такое же произведение природы, как воздух, вода, солнце. Точно так же и шахматная игра не сочинена никем: она управляется теми же законами, повинуясь которым всходит и заходит солнце, растет дуб и поет соловей. В ней нельзя ничего прибавить и ничего убавить’.

До настоящего времени было почти общераспространенным мнение о шахматах как о явлении исключительно умственного, рационального порядка.

Только за последние годы начало оформляться иное понимание их сущности, вскрывающее в них черты искусства.

Полученные нами результаты экспериментов дают одинаковое основание, чтобы характеризовать шахматы, как признаками знания (интеллекта), так и признаками искусства (творчества, образов). Мы не можем более точно формулировать это соединение, как только положением о том, что шахматы представляют собою интеллектуальное искусство. Их интеллектуалистическая, рациональная природа в яркой форме выявлена общей созерцательною психологией шахматного мастера и присущей ему значительной силою синтетического мышления и представления. Их принадлежность к миру искусства с неменьшей яркостью засвидетельствована не только необъятными творческими перспективами, раскрытыми перед всяким игроком, но и интуитивными, «форменными» моментами игры и, наконец, наглядно-созерцательным материалом, лежащим в основе всей ее сложной мыслительной стратегии.

Здесь лежит и огромное различие между шахматистом и математиком. И тот и другой должны обладать сильно развитой способностью обобщения и абстракции. Но у математиков еще более важное место занимает способность анализа, сравнительно мало проявляющая себя в психо-механике шахматиста. Кроме того, у математика его абстракции всегда остаются только абстракциями, т.е. обезличенными объединениями абсолютно-однородных, «отрешенных» единиц — у шахматиста же его обобщения производятся в пределах реального и всегда остающегося для него в силе разнообразия индивидуальных характеров отдельных фигур и отдельных полей. Математик в своих обобщениях является статистиком, шахматист — педагогом и художником. Для математика — все клетки равны, для шахматиста каждая фигура, каждое поле доски — особая индивидуальность. Вот почему только психически-дефективный математик может всерьез волноваться от своих цифр. Наоборот, только психически-дефективный шахматист может не волноваться во время игры. Вычислительные способности всякого математика не могут колебаться изо дня в день. Игра шахматиста — колеблется непрерывно. По связи с этим мы не можем не остановиться на резко бросившейся нам в глаза и зафиксированной в наших протоколах, по показаниям ряда мастеров-шахматистов, роли объективных факторов в шахматной игре.

Что сила игры шахматиста не есть величина постоянная, — это сами шахматисты и их наблюдатели уже давно хорошо знают. Однако, относительно причин этого явления существует значительное разнообразие мнений, если не вообще отсутствие их. Общая неопределенность всех, тех объяснений, какие даются обыкновенно моментам неуспеха, постигающего нередко крупнейших шахматистов в состязании даже с гораздо более слабыми партнерами, нашла себе специальную терминологию: о шахматном маэстро, который играл в турнире неудачно, говорят, что он был «не в форме». Наблюдения, произведенные лабораторией, вскрыли целый ряд моментов, обусловливающих собою это состояние и отчасти открывающих поэтому для нас загадку случайных шахматных побед и, главным образом, временных поражений. Прежде всего необходимо отметить огромную роль чисто локального, местного, географического момента.

Все иностранные шахматисты в общем и целом играли у нас относительно слабее, почти все русские — соответственным образом, относительно сильнее обычной их игры в условиях международных турниров. Это заставляет в ясной и отчетливой форме констатировать факт более выгодного, преимущественного положения в шахматной игре того, кто играет у себя дома, сравнительно с тем, кто играет на стороне, т.е. в чужой стране. Чемпионат Ласкера с Капабланкою и оглушительный успех Боголюбова подтверждают это как нельзя лучше. Провал Шпильмана у нас и сейчас же победа в Земмеринге — еще более подтверждают это. Это совершенно естественно и понятно, если учесть то, как влияет чужой воздух, вода, пища, обстановка жизни и обстановка турнира на всякого иностранца.

В протоколах лаборатории имеются и подлинные заявления такого рода со стороны отдельных представителей турнира (Шпильмана, Эйтса, Рубинштейна и др.), давших целый ряд ценных указаний на основании собственного опыта относительно причин, обусловливающих успех-неуспех в шахматной игре. Это же подтверждается и собственными объяснениями, которые давал Боголюбов своей неудаче в Нью-Йорке.

Другая закономерность, в большей степени субъективного характера, но имеющая строго-объективное значение, заключается в огромном значении субъективного «шахматного» самочувствия игрока, обусловливаемого удачей или неудачей предыдущих турнирных партий. Шахматный игрок, проигравший предыдущую партию, имеет субъективное предрасположение к тому, чтобы проиграть и последующую. Проигрыш 3 — 4 партий подряд оказывает уже в полном смысле слова деморализующее влияние на игрока.

Здесь получается полная аналогия с фактической борьбою и даже войною и полное совпадение «шансов на победу» у шахматного игрока, проигравшего несколько партий, с теми, какие имеет фактический полководец и фактическая армия, потерпевшая несколько поражений. Но не менее полная аналогия имеется здесь и с фактическим творческим путем художника, в прогрессивном развитии (карьере) которого каждый последующий шаг является непосредственно обусловленным предыдущим успехом или неудачею.

Общественно-педагогическая роль шахмат

Полученные нами результаты принуждают нас к существенно иной оценке педагогического значения шахматной игры, сравнительно с тем, что высказывалось о ней некоторыми, затрагивавшими этот вопрос до сих пор. Уже в комментариях к психограмме шахматиста мы дали ответ, — поскольку для этого у нас имелись данные, относительно того, какие свойства шахматного мастера надо считать врожденными и какие — приобретенными в процессе игры. Мы не должны, однако, забывать того, что различие между врожденным и приобретаемым всегда только временное и относительное. Врожденным признается все то, что было приобретено более или менее отдаленными предшествующими поколениями и передается нам но наследству, как готовое достояние.

Это значит, что дальновидная социальная педагогика должна строить свои оценки не только на факторе индивидуальных достижений, т.е. приобретаемого в течение личной жизни, но включать в них все то, что вообще является положительным с точки зрения интересов общественного развития.

Как мы видели выше, психологическими предпосылками шахматного «таланта» являются, по-видимому, более сильно выраженные некоторые общие интеллектуальные и вообще психические функции, каковы: синтетическая сила мышления; не теряющее в своей напряженности широкое, «распределенное» внимание, приспособленное к восприятию динамических соотношений; общий формальный, но в то же время созерцательный, логический, но в то же время не абстрактно-логический, но предметно-логический слад ума, — все эти свойства имеют не только узкое шахматное значение, но и гораздо более широкое общечеловеческое. На этом то, по-видимому, широком психологическом базисе в результате занятия шахматным искусством, вырабатывается та, изложенная нами в психограмме шахматиста, своеобразная организация умственного материала, которая имеет для шахматиста гораздо большее значение, чем чистая функция памяти, воображения и, может быть, даже внимания.

С этой стороны — относительно оценки значения шахматной игры не может быть двух мнений: способность синтеза и обобщения; широкое, чуждое односторонней сосредоточенности, внимание, схватывающее более живую, актуальную (динамическую) сторону объективных отношений, предметность, т.е. своеобразный «реализм» мышления шахматного игрока; наконец, несомненный актуализм игры, со стороны своего чисто психологического содержания, сочетающей — под контролем интеллекта — и эмоциональную и волевую стороны нашей. психики, — оставляя нашу волю полностью открытою для воздействия на внешний мир, — все это заставляет при знать безусловно-положительное значение шахматной игры и той тренировки, которая приобретается серьезным занятием ею.

Поскольку перечисленные качества представляют собою, безусловно, положительные черты характера — шахматная игра становится могучим методом самодисциплины и саморазвития, приносящим пользу не только тем, кто может стать мастером, но и тем, кто этих задатков не имеет: она содействует развитию педагогически — ценных качеств.

Наша положительная оценка массового распространения шахматной игры сама собою освобождает от опасных сторон исключительной и односторонней специализации в области шахмат и только шахмат. Поскольку по полученным нами данным шахматная игра оставляет волю человека свободной и открытой для практической жизненной деятельности, она нисколько не принуждает сама по себе к такой односторонней и исключительной специализации. Поскольку шахматная тренировка — в большей степени, чем какая-либо другая, оказывается находящейся в положительной зависимости от свободных промежутков и интервалов, не заполненных игрою, которые никогда не ведут к понижению силы игрока, но всегда — к ее повышению, — постольку совмещение с шахматами какой-нибудь другой практической (или даже научной) деятельности является даже необходимым. Так, в действительности и бывает в огромном большинстве случаев: не только мелкие и средние игроки, но и большие мастера почти всегда совмещают с шахматной игрою какую-нибудь другую службу или деятельность. Примером этого могут служить и Ласкер (философ), и Капабланка (дипломатический советник), и Алехин (юрист), и Видмар (профессор), и, конечно, почти все мастера шахматной игры, кроме некоторых.

Мы склонны допустить, однако, справедливость мнения, высказанного русским автором, что исключительное самоограничение себя одним только кругом узко шахматных интересов, вследствие обнаруженной в наших экспериментах, исключительной силы драматизма и эмоций, свойственных игре, может приводить к роковым для личности игрока потрясениям.

Это становится особенно ясным, если дать отчетливую характеристику шахматной игры, как явления исключительно интеллектуального, мозгового, головного порядка, — в чем все же, несмотря на описание в этой работе множество факторов, действующих в этой игре, — нельзя не видеть существенной односторонности даваемого ею развития. Само собою разумеется, что интересы здоровья и физического развития, не бесполезного, как мы видели, и для самой шахматной игры, уже не только допускают, но настоятельнейшим образом требуют специального внимания к чисто-физической стороне жизни нашего организма, т.е. физических упражнений, физического труда, гигиены жизни — стоящих так далеко от интересов узко-шахматной тренировки.

Однако, эти добавочные требования не только не суживают, но наоборот, значительнейшим образом расширяют круг тех, кто может быть призван к шахматной игре. Устраняя отрицательные стороны узкой, односторонней специализации, мы тем самым превращаем шахматное искусство в массовое народное занятие, для которого турнирные борцы, мастера и чемпионы, являются только примерами и масштабами для оценки.

Шахматы — безусловно, как по природе своей, так и по истории своего происхождения, — заслуживают того, чтобы стать массовой народной игрой, в большей степени, чем предметом турнирных состязаний, которые, конечно, всегда будут необходимы как образец и стандарт.

Шахматная игра как явление общественной жизни

Доска, разделенная на 64 квадрата. Две партии незатейливых фигур — черных и белых. Каждая из них находится в распоряжении одного из игроков. Передвижение фигур по квадратам доски, регулируемое определенными правилами, и составляет все содержание игры. Задача каждого игрока — поставить одну из фигур противника (главную) в такое положение, чтобы она не могла, по правилам игры, ни передвигаться, ни остаться в занятом положении, но оказалась бы вынужденной сдаться — быть «убитой».

Такова внешняя сторона шахматной игры. Что то простое, почти примитивное, детское. Названия фигур: «король», «слон», «конь», еще более усиливают наивность всего построения игры, близость к детской игре-забаве. Какая бедность фантазии, несерьезность положения! Как будто взяты первые попавшиеся жалкие средства для того, чтобы уйти от действительности, от серьезной, жизненно-ценной работы, достойной времени и сил культурного, взрослого человека.

Но сотни тысяч людей часами и днями просиживают за этой игрой. Получив начало в глубокой древности, игра переживает государства, смены политического строя. Распространение ее не ограничивается ни своеобразием культуры, ни обособленностью сословных, классовых, этнических и государственных группировок, ни особенностями профессии. Философ, математик, дипломат, рабочий, — совмещают со своей специальной жизненной работой увлечение шахматной игрой. Седовласый ученый с не меньшей серьезностью и волнением переставляет фигуры, чем еще только начинающий школу юнец. Прославленные мастера игры пользуются одинаковым признанием и восхищением среди представителей различных стран и классов, являются всемирно известными знаменитостями, имена которых не менее популярны, чем имена знаменитых представителей искусства и науки.

Многочисленные клубы и кружки шахматистов способствуют удовлетворению интереса к этой игре, которой помимо того уделяется место почти во всяких клубах. Связь между отдельными организациями, культивирующими шахматную игру, получает международный характер и находит выражение в устройстве турниров, где состязаются в мастерстве игроки различных стран и где в состязании чемпионов отдельных стран выдвигаются мировые чемпионы шахматной игры.

Широкое распространение игры и серьезная заинтересованность в ней вызвали появление обширной литературы, не уступающей по размерам любому отделу науки. Помимо руководств по обучению шахматной игре, помимо книг, посвященных специальным вопросам, теории и техники шахматной игры, десятки периодических изданий на всех языках разносят новинки шахматного мира. Специально выработанный условный язык дает возможность облегченного международного общения в этой специальной области. После этого не станет удивлять и тот факт, что видные специалисты шахматной игры всю жизнь отдают ей или связанной с ней литературной работе, находя в этом свое жизненное призвание и источник существования.

Приведенные факты ясно говорят о том, что шахматная игра претендует на довольно значительное место в общественной жизни людей.

Поэтому мимо нее не может пройти ни социальная психология, имеющая задачей научное освещение проявлений общественной жизни, ни социальная педагогика, оценивающая эти проявления с точки зрения интерес сов общественного строительства, как средство или выражение культурного развития общества. Первая выясняет внутреннее содержание, характер и природу того или другого явления социальной жизни, его причины и его влияние на отдельные стороны жизни общества и его членов. Вторая дает оценку этому явлению с точки зрения основных задач, стоящих перед обществом и личностью, и указывает средства для его укрепления и распространения или для борьбы с ним.

По отношению к шахматной игре величайший интерес представляет уже самый факт увлечения ею и широкой распространенности ее. На первый взгляд он может показаться прямо загадочным. И лишь психологический анализ игры может объяснить эту странность, раскрыв, — что именно дает личности эта игра, какие стороны личности она затрагивает, каким интересам и потребностям дает удовлетворение. А вместе с этим может быть дан ключ и к тем сокровенным уголкам человеческой психики, откуда произрастает увлечение шахматной игрой и другие подобные явления.

Шахматная игра, отличающаяся строгой определенностью, законченностью, ясностью логической структуры, составляющая любимое увлекательное занятие взрослых культурных людей и сохраняющая наиболее типичные черты игры вообще, может служить ценнейшим материалом и для изучения психологического смысла всякой игры вообще, ее значения в жизни личности и общества, и для определения таких сторон и форм игры, которые надлежит культивировать в интересах общественного развития..

Философия шахматной игры

Как общий вывод из произведенных нами экспериментов приходится указать необычайное разнообразий психических функций, проявляющихся в шахматной игре. При этом все они не упражняются в отдельности, а даны в синтетическом объединении, характерном для естественных жизненных обнаружений. Здесь дано экспериментальное воспроизведение наиболее существенного жизненного явления — борьбы: И в этом воспроизведении выпукло представлена самая суть жизненного процесса — столкновение противоречий. Больше того, эта борьба носит на себе все признаки действительной борьбы, фактического состязания двух, независимых друг от друга, враждующих воль.

Хотя самый процесс игры, складывающийся из разрешения целого ряда чисто-мыслительных задач, носит как бы специфически-интеллектуальный характер, — тем не менее роль волевого начала в шахматной игре остается огромной. Здесь именно, больше чем в какой бы то ни было другой нашей творческой работе, сказывается все огромное значение волевого усилия, как регулятора не только наших действий и движения. но и нашей изобретающей, комбинирующей, испытующей, экспериментирующей мысли.

Здесь действительно могут встретиться моменты, когда «воля к победе», заставляет нашу мысль доходить до сверхъестественного напряжения, далеко превосходящего границы нормального и допустимого, и эти-то именно моменты и являются причиною столь часто постигающих шахматистов душевных катастроф. Здесь в чисто-психической сфере происходит совершенно то же, что происходит с нашим физическим организмом при всякой превосходящей наши силы физической борьбе: как физический организм победителя в спортивных состязаниях может быть поражен во всех основных своих жизненных функциях, разбит, так и интеллект шахматиста подвергается опасности дезорганизации и разрушения.

Вот почему наша «психограмма шахматиста» говорит не вообще о необходимости сильной воли для шахматиста, но о необходимости дисциплинированной воли, желая подчеркнуть тем чрезвычайную необходимость умелого расчета своих сил, своевременной предосторожности от перенасилывания мысли.

Философски глубокий, в сущности говоря, победоносный, хотя и непонятый шахматистами, отказ гениальнейшего шахматиста нового времени Э. Ласкера от продления объективно-неудачного для него матча с Капабланкою должен послужить на многие годы героическим примером для подражания всем шахматистам вообще и мастерам в особенности.

Однако, если воля проявляется в этой игре исключительно, как воля к победе, то, наоборот, субъективные эмоции играют совершенно другую роль и совершенно иначе себя проявляют.

Шахматная игра отличается исключительно богатой, обостренной эмоциональностью. Ни в одной другой игре эмоции не проявляют себя с такой яркостью и остротой, потому, что во всех прочих играх, мы всегда имеем возможность, в случае поражения, апеллировать к более высокому критерию оценки, перед лицом которого понесенное нами поражение сравнительно неважно, второстепенно, малозначительно.

Много ли обидного в том, что я — не первый силач в состязаниях по тяжелой атлетике? Разумеется, ничего больше, кроме отсутствия приза — и только. Много ли обидного в том, что меня поколотили в боксе или перегнали в беге? Разумеется — небольше, чем сколько заключается этой обиды в наличности не самых крепких кулаков и не самых быстрых ног. Что особенно обидного для меня в том, что я плохой стрелок, плохой наездник, даже плохой музыкант, художник или поэт — если я могу быть умным человеком, мыслителем, теоретиком, человеком глубоких познаний и прочее и прочее?

В этом-то именно и заключается зерно скрывающейся здесь трагедии. На основе глубочайшего биологического закона эволюции, поставившего разум на последнюю и высочайшую степень достижений всего живого на земле, — этот разум является для нас послед ней и высочайшей апелляционной инстанцией.

Что же дают шахматы?

Они дают объективную меру нашего разума, они лишают нас возможности и права апеллировать к чему-либо еще более высокому и авторитетному. Они, в случае поражения, разрушают нашу последнюю надежду на самооправдание, повергая нас в подлинно-трагическое состояние. На этой-то именно, глубоко интеллектуальной на первый взгляд, почве и возникает глубочайшая, как это ни странно, исключительно обостренная эмоциональность всей игры.

Всякий отдельный ход, наш или противника, поскольку он приближает нас к победе или поражению, вызывает в нас целую симфонию то более, то менее сильных и острых эмоциональных переживаний. Эти эмоции не имеют никакого непосредственного отношения к процессу самой игры, даже, наоборот, они почти всегда без исключения явным образом вредят ей, осложняя своими волнениями и без того трудное положение нашего разума и нашей воли. И тем не менее, они всегда и неизбежно встают при каждом шаге игры, поднимаясь в острые, драматические моменты до подлинно патетической силы.

Результаты произведенных нами экспериментов заставляют признать, что здесь играет существенную роль еще и другой момент в психо-механике шахматиста, столь ярко вскрытый нашими экспериментами, именно то, что мы назвали предметным характером мышления шахматистов.

Эта предметность мышления, наряду с объективно-состязательным характером самой игры (два независимых друг для друга нераспознанных противника) и наряду с этим «испытанием разума», — дает еще одно сильнейшее основание к тому, чтобы поставить психо-технику шахматиста в условия не только реальной борьбы и войны, но притом еще и борьбы, носящей катастрофический, трагический характер, борьбы, стоящей на границе человеческих сил.

Шахматы есть, таким образом, не просто интеллектуальная игра, но интеллектуальная игра, имеющая объективно-предметную природу и облеченная в психическое одеяние подлинных настроений и переживаний, свойственных уже не игре, как таковой, но реальному состязанию, фактической борьбе и войне и притом еще в осложненной, драматической форме.

Это борьба, однако, в некоторой изолированной, не сливающейся и не соприкасающейся с жизнью сфере, и эта именно изоляция все же сохраняет за нею, несмотря на драматизм и обостренность, подлинные черты искусства и вдохновения.

Однако, исследование всякого сложного явления только тогда получает окончательное завершение, когда все отдельные выводы работы, — выясняющие составные элементы изучаемого предмета, их природу и взаимную связь, — найдут свое выражение в общей формуле, охватывающей своеобразие явления в целом. Не всегда можно дать точное определение. Чем сложнее явление, чем полнее и глубже отражаются в нем основные законы жизни, — тем труднее уложить его в рамки определенных понятий, подчинить законам формальной логики. Определение всегда будет ограничением (determinatio-negatio).

Отсюда возникает потребность в таких терминах и таких формах мышления, которые соответствовали бы сложности и подвижности свойств и проявлений действительности. Вместо застывших и сковывающих формул выдвигается описание, как более гибкое, способное охватить разнообразие и изменчивость. Но и описание может разъединить моменты единого целого. Для истинного знания необходимо восстановление конкретной полноты, целостности изучаемого предмета. Если не точная формула, то полное живого смысла слово, — слово, как символ, — может выразить природу и самую суть предмета.

ИСКУССТВО в шахматах представляет собой не менее существенный, чем наука, аспект игры. По С. Ожегову, искусство - это творческое отражение, воспроизведение в художественных образах действительности. Отражение мысли посредством шахматных образов - искусство высшего порядка. Мало найдется охотников утверждать, что в шахматах нет творчества. Вне сомнений шахматная партия - это творчество, многоуровневое, разноплановое. Возведенное в разные степени, оно способно быть искусством.

Искусство - это особая форма общественного сознания, посредством которого познается окружающий нас мир. Не случайно шахматный мир по многообразию параметров сравнивают с миром реальным (А. Луазис). Значит, данную игру можно рассматривать и как модель общества. Это - еще один способ научного погружения: модель мира, его развитие, отношения в нем...

Многие считают шахматы интеллектуальным искусством. А вот умозаключение Т. Петросяна, которое он приводит в своей кандидатской диссертации, разрубившее, на наш взгляд, гордиев узел дилеммы "наука или искусство?" Он считает науку и искусство двумя равноправными формами общественного сознания и фундаментально это обосновывает. Эстетика шахмат - самостоятельный курс, рожденный из практики.

Красота в шахматах способна поражать душу так же, как и малиновый закат, как россыпь серебра в ладошке травинки, как пульсирующий родничок - исток великой матушки Волги... Шахматы - своеобразная и замечательная модель эстетического воспитания растущего поколения, словно запрограммированная на формирование чувства прекрасного. О принадлежности шахмат к материальной и духовной культуре метко сказал А. Бисно. По его мнению, в шахматах содержатся элементы культуры, искусства и интеллектуальных достижений всей истории цивилизации. С этим высказыванием перекликается и утверждение Я. Рохлина, что шахматы, как и любая область искусства, создают культурные ценности.

Таким образом, искусство в шахматах предстает как форма общественного сознания, создающая культурные ценности и осваивающая окружающую нас действительность присущими ей средствами, как однопорядковое с наукой явление, как элемент прекрасного, как способ воспитания.

Шахматы в искусстве

Шахматы играют важную роль во многих произведениях литературы, кинематографа и других направлений искусства. Помимо огромного числа произведений, где игра в том или ином виде упоминается вскользь, существуют и такие, в которых шахматы являются основой сюжета, или играют важную роль в какой-то его части, или просто заметно выделяются автором.

Великий русский писатель Владимир Набоков подчёркивал близость шахматной композиции и литературного творчества. Писатель считал составление шахматных задач не только формой своеобразного интеллектуального развлечения, но и занятием, полезным для развития творческой фантазии. В своём романе «Дар», Набоков посвятил шахматам целую главу, в которой передал его герою, Годунову Чердынцеву, свою страсть к составлению шахматных задач. В 1970 году в Нью-Йорке, Набоков опубликовал свой сборник «Стихи и шахматные задачи». В этот сборник он включил 35 стихотворений на русском языке, 14 на английском и 18 шахматных задач. Рассказывая в предисловии к сборнику столь необычное соединение в одной книге своих поэтических и шахматных произведений, Набоков писал: «Наконец, шахматы. Я считаю излишнем оправдывать их включение. Шахматные задачи требуют от композитора тех же достоинств, какие характеризуют всякое достойное искусство: оригинальность, изобретательность, сжатость, гармонии, сложности и блестящего притворства. Задачи – поэзия шахмат»

Примеры использования шахмат в различных видах искусства:

• «Алиса в Зазеркалье» Льюиса Кэррола (1896);
• «Игра в шахматы» - название второй части поэмы Томаса Элиота «Бесплодная земля» (1922);
• «Checkmate» («Мат»), балет Артура Блисса (1937);
• «Шахматная новелла», последний рассказ Стефана Цвейга (1944);
• Седьмая печать, фильм Ингмара Бергмана (1957);
• Вся королевская конница, рассказ Курта Воннегута из сборника «Добро пожаловать в обезьянник» (1968).
• Телесериал Twin Peaks;
• Люди-Икс (фильм);
• «Шахматы», мюзикл Тима Райса и участников группы ABBA;
• Трёхмерные шахматы в нескольких эпизодах сериала «Star Trek»;
• Geri"s Game, авторский мультфильм, где пожилой мужчина играет в шахматы сам с собой;
• Фламандская доска, роман Артуро Переса-Реверте;
• «Восемь», первый роман Кэтрин Невилль (1988)
• В аниме «Last Exile» («Последний изгнанник») все эпизоды носят названия шахматных ходов.
• «Миттельшпиль», рассказ Виктора Пелевина, в котором столкновение «белых» и «черных» участников мистическим образом связано с происходящей одновременно шахматной партией, трансляцию репортажа о которой они время от времени слышат по радио.
• Шахматные картины
• Роман международного гроссмейстера, чемпиона СССР Александра Котова «Белые и черные» о чемпионе мира по шахматам Александра Александровича Алехина. Также Фильм «Белый снег России» по этому роману.

Философия шахмат

Шахматное искусство прошло многовековый путь формирования и развития последовательно в индийской, исламской, западной и русской цивилизациях. Именно в большей степени шахматисты России, Советского Союза и затем снова России, явились главными действу­ющими лицами периодов классических шахмат и неклассических шахмат. Заметим, что если ранее можно было говорить о локальности культурных организмов, то в конце XX -начале XXI в. вызрели их многосторонние свя­зи. В шахматном сегменте мировой культуры - это, прежде всего, взаимодей­ствие русской и западной цивилизаций. В этом процессе участвуют и шахмати­сты восточных цивилизаций(В. Ананд, Т. Раджабов и др.). История развития шахматного творчества - явление сложное, противо­речивое. Модель этого явления не однолинейна, а представляет собой неко­торую криволинейную фигуру. И только частью этой графики может быть «огромная дуга» познания методов ведения шахматной партии, описанная А. Суэтиным. Деление на периоды истории шахматного творчества нами дано с пози­ции философской диалектической методологии.Развитие шахматного творче­ства рассмотрено в динамике, главный принцип исследования - историзм. В современной картине мира анализ социально-гуманитарных структур пред­полагает исследование открытых нелинейных систем, в которых велика роль исходных условий, входящих в них индивидов, локальных изменений и слу­чайных факторов. Современные ученые и философы понимают ограничен­ность рационализма. Классический рационализм так и не нашел адекватного объяснения акту творчества

Философской проблемой является соотношение между двумя сторона­ми шахматной партии. С одной стороны - классические партии созданы твор­чеством человека, имеют стройную логику и, нередко, подлинную красоту. А с другой стороны - партия есть спортивный поединок, в котором торжеству­ет не только более продуманная стратегия, но и неожиданные факторы. Это: цейтнот и нервное напряжение мастеров, ведущие к ошибкам в оценке по­зиций и в расчете тактических операций.

Творческий облик шахматного мастера начала XXI в. складывается из основных свойств (типов мышления) и личностных качеств. Шахматист, иг­рая партию, вооружен идеями, как сугубо рациональными, так и иррацио­нальными, много отличающимися от логики оценки позиции, алгоритмов плана и расчета операций. В этом творчестве должны быть и навыки классических шахмат, «прозы рационализма», и вдохновенное искусство интуитивных решений. Даже многие творцы науки подчеркивают роль фантазии и «иррациональных скачков» в исследованиях. Интуитивные прорывы и психологические приемы нужно соединять с логическими и опосредованными методами. Вопрос о соотношении классического и неклассического подходов в творче­стве мастера должен решаться индивидуально. Шахматист в своем совершен­ствовании должен опираться на свои сильные природные свойства и в то же время работать над своими недостатками, решать проблемы «другой рацио­нальности». Большинство шахматистов наделены в большей степени либо конкрет­но-образным, либо абстрактно-рассудочным типом мышления. Первые - сильные тактики, стремящиеся к острой, порой иррациональной борьбе, ча­сто жертвуют материал. Вторые - стратеги с холодным и практическим умом, склонные к мышлению общими схемами. Реже встречаются шахматисты уни­версального типа. Такова уж природа человека, что он рождается со сложным набором свойств.И в этом наборе разных людских достоинств и слабостей (призна­ков - по К. Юнгу), порождающих огромный диапазон мнений и поведений, заключаются предпосылки творчества, в том числе шахматного творчества, и общий прогресс творчества. Важнейшими закономерностями развития науки являются ее диалектизация, дифференциация, ее ответы на потребности людей. В XX в. вступили в силу новые дисциплины, отвечающие потребностям в признании достиже­ний индивидуумов, в выборе профессий и в коммуникации. Это - психология личности, психоанализ и соционика.Новейшая из них, соционика, изучает диф­ференциальные признаки и социотипы людей. Наконец, в шахматном творчестве мы видим объект индивидуализирован­ного проявления культуры. Поэтому для предмета нашего исследования ха­рактерны: описание особенностей событий (фактов, явлений), объекты по­знания в большинстве своем неповторимые и, нередко, уникальные. Пред­метом нашего познания является мир человека (а не вещь!). В этом пред­мете человек включен как автор и исполнитель «собственной драмы», ко­торую он же и познает. Эм. Ласкер писал: «Шахматы учат нас, как бы мог­ла сложиться наша жизнь при равных возможностях и без случайностей. В этом смысле они являются отображением жизни. В шахматах разыгрывается миниатюрная драма искушения, вины, борьбы, напряжения и победы спра­ведливости». И поскольку шахматное творчество - индивидуальное проявление, то облик конкретного шахматиста определяют такие факторы: природный та­лант и «стартовые условия», трудолюбие и способность программироваться (специальная память). Наконец, шахматист включает в процесс познания и личностное знание. А это: личная аналитическая работа; изучение лучших партий современных мастеров; личное общение с шахматным наставником; личное знакомство с миром во всем его многообразии. То есть все то, что называется «живым восприятием жизни».

В шахматах проявляется и сложная, противоречивая логика взаимосвязи случайного и необходимого. Проявление на шахматном материале таких фи­лософских категорий, как истина (абсолютная, относительная, объективная), как переход количества в качество, принципы сохранения энергии и целого ряда аспектов человеческих отношений, материализующихся в шахматной партии, еще будет привлекать исследователей.

Заключение

Шахматы - это уникальная игра, можно сказать, тихая игра музыки разума, как любовь и музыка, которые обладают способностью делать человека счастливым. Даже на шахматах можно сыграть симфонию. С другой стороны, как считает Г. Каспаров: «Шахматы - это муки разума». Это самая популярная настольная игра в мире, и она сочетает в себе элементы спорта, искусства и науки. Поэтому, если говорить о шахматах как об игре, в которой много красивых эпических приемов, люди, которые в них разбираются, могут получать удовольствие от просмотра игры, от комбинаций, то - искусство. Если же говорить о том, что в шахматах разыгрываются звания чемпионов республики, России, Европы, мира, то, конечно же, шахматы - это спорт, по нему проводятся все официальные соревнования. Научность состоит в том, что шахматы подвергаются анализу со стороны любителей шахмат, профессионалов, со стороны шахматных программ, производится изучение дебюта, середины игры и окончания, поэтому шахматы - это игра, которая сочетает в себе 3 элемента: искусство, спорт и науку.

Философия и шахматы - страница №1/1

ФИЛОСОФИЯ И ШАХМАТЫ

Ю.И. Шапиро (Новосибирск)

Шахматы - часть общечеловеческой культуры. А «большие» классичес­кие шахматы не только несут эмоциональный заряд, но и пробуждают в че­ловеке целый набор качеств, способствующих духовному росту личности. Шахматы являются своеобразным искусством, которое проявляется не толь­ко в «ставшей» форме (шахматной партии, шахматного этюда), но и в динамичной форме шахматного произведения, творимого на глазах публики. Под­линность шахматного искусства состоит в том, что шахматные партии пред­ставляют собой произведения, созданные стройной логикой и творческой стороной мышления человека.

Эти свойства шахмат показывают целесообразность и возможность ис­пользования классических шахмат в решении задач современной школы, в формировании и развитии творческих способностей личности.

Игра была рождена в мире индийской культуры и философии, суще­ствующем два с половиной тысячелетия. Индийская философия считает, что вопросы бытия не решаются рациональным путем и абстрактным мышлени­ем. Есть более могущественная сила в постижении абсолютного бытия - это интуиция, выступающая как погружение во всеобщее сознание и сопряже­ние со всем существующим . Существующие в Индии и других странах Востока легенды о происхождении шахматной игры «чатуранга» и ее прави­ла говорят о мифологическом и иррациональном мышлении.

Древнеиндийские шахматы, продвигаясь постепенно в арабские страны, и затем в Европу, видоизменяли свою форму и правила игры. И к XIX в. шахматы приобрели все признаки западной цивилизации. В Европе XVIII-XIX вв. был заключительный этап развития классической философии, этап
философии Нового времени. В философии Нового времени. Преобладала гносеологическая установка, а идеалом познания признано четкое, строго раци­ональное мышление. Это находит свое проявление в следующем:

априорное положение И. Канта: человек обладает доопытными прин­ципами, которые определяют возможности логики;

Г.В. Гегель: мышление - это наивысшая стадия познания, преодоление порога научности, позволяющее оперировать идеями.

Особый интерес к познанию приводит к наукоцентризму, философию стремятся поставить на научные рельсы. Наукоцентризм вызывает желание подчинить законам экономическую, политическую, общественную и куль­турную жизнь.

Гегель построил универсальную систему идей, в которую заключены идеи пространства, времени, материи, движения, живой и неживой природы. Со­гласно Гегелю, эти идеи существуют в сознании и в мире, а философия есть постижение мира в идеях.

Шахматы - искусственная модель жизни людей, созданная самими людь­ми. В шахматах - неповторимое сочетание искусства, игры, спорта и научно­го познания. Однако и этой модели присущи сверхустойчивые элементы на­учной картины мира - принципы сохранения энергии и фундаментальные факторы, характеризующие свойства универсума: пространство, время, мате­рия, движение.

Рассматривая эволюцию шахматного творчества на протяжении XIX-XX вв., можно выделить два периода: 70-е гг. XIX в - 50-е гг. XX в. (классические шахматы), вторая половина XX в. (неклассические шахматы).

Основой деления на периоды положим противоречия, которые накап­ливались ранее и развертывались в 50-60 гг. XX в. Это, с одной стороны, рост числа сильных гроссмейстеров, разработанность типовых теоретических позиций и рост объемов шахматной литературы (в том числе, электронной), а, с другой стороны - необходимость концентрации всех духовных сил, спо­собность мастера побеждать в более напряженной интеллектуальной борьбе.

Период классических шахмат

Время 70-х гг. XIX в. - 50-х гг. XX в. мож­но назвать «золотым веком шахмат». В это время существовали «Новая пози­ционная школа» в Европе, российская шахматная школа, школа гипермодернистов, советская шахматная школа. Помимо школ творили и отдельные крупные шахматисты. И все же у этих школ и шахматистов было много об­щего.

Основой стратегии классических шахмат являются строгие логические схемы.

Особенности творчества шахматистов классического периода

Порядок оценки позиции: определение позиции; материальное соотноше­ние сил; положение королей; пешечная конфигурация; наличие сильных и слабых полей (пунктов); анализ простых конкретных угроз; общая оценка.

Выбор и составление плана

Стратегические идеи: усиление позиции фигур, создание лучшего пе­шечного расположения, вскрытие и захват линий, оттеснение и разобщение сил противника, обеспечение взаимодействия своих сил, создание слабостей в лагере противника, выгодные упрощения. План опирается на оценку пози­ции. В плане конкретные стратегические идеи выстраиваются в определен­ный порядок действий: проведение плана; применение стратегических идей в определенном порядке и с уточнениями плана; накопление позиционного преимущества; трансформация позиционного преимущества, реализация ма­териального преимущества.

Проведение тактических операций в позиция x : оценка позиции; выяснение целей и планов сторон; анализ простых конкретных угроз, количества напа­дений и защит на полях (пунктах); нахождение тактических идей; расчет ва­риантов с ходов-кандидатов; выбор продолжения с оценками возникающих позиций; новая оценка позиции; анализ простых конкретных угроз и т.д.

Большое место в творчестве занимает развитие тактического зрения и овладение наследием выдающихся мастеров. При проведении планов, такти­ческих операций и позиционных жертв мы наблюдаем трансформацию ос­новных факторов; шахматные фигуры часто отдаются за позиционный пере­вес (захват пространства фигурами и пешками) и выигрыш во времени (фи­гуры быстро усиливаются, захватывают инициативу).

В пределах шахматной партии мы видим действие закона сохранения энергии: «Энергия не создается и не исчезает, а лишь переходит из одного состояния в другое» Например, одна из сторон жертвует часть своего мате­риала, и при этом оставшиеся фигуры обретают еще большую энергию, так как получают возможность быстро передвигаться и занять доминирующие позиции. Представителями вышеперечисленных школ явились выдающиеся шахматисты классического стиля: В. Стейниц, Х.-Р. Капабланка, А. Алехин, А. Рубинштейн, А. Нимцович, М. Ботвинник, В. Смыслов, Т. Петросян, Б. Спасский.

Познание методов ведения шахматной партии «описало огромную дугу», - писал А. Суэтин. От стихийного восприятия динамической сущности игры, обогатившись научными логическими элементами, оно пришло к классичес­кой стратегии .
Период неклассичеких шахмат

Новый этап шахматного творчества был подготовлен творческим наследием И. Цукерторта, Эм. Ласкера, М. Чигори­на, А. Алехина и изучением типовых теоретических позиций. При этом в творчестве шахматистов остаются основные признаки классического перио­да шахмат.

Этот период связан с именами Д. Бронштейна, М. Таля, А. Карпова, Г. Каспарова. Он характерен усилением спортивного фактора, необходимой концентрации сил гроссмейстеров, переработкой большого массива специальной информации. В этот период неклассических шахмат в творческий процесс активно включаются спортивно-психологические методы, фантазия, интуиция. Важнейшим инструментом является комбинационное зрение. М. Таль, наделенный комбинационным зрением и фантазией, вооруженный поиском нестабильности и спортивно-психологическими методами, победил в 1960 г. в матче на первенство мира. И это событие знаменовало наступление нового периода в «больших» шахматах.

Каспаров пишет о своих предшественниках: «В отличие от Фишера, с его тягой к ясности, и от Карпова, выросшего на партиях Капабланки, я с юных лет находился под огромным влиянием творчества Алехина, покоренный его беспримерным подвигом в матче 1927 года. Меня восхищала изощренность его замыслов» .

Наиболее известные спортивно-психологические методы: приемы сознательного риска, неожиданные жертвы, «метод согласия», ложная цель. Такие методы борьбы направлены против банальной эксплуатации опыта, прозы рационализма, «мудрой осмотрительности», трусоватого подобострастия, унылой скованности, перестраховки. Д.Бронштейн писал:«Рационализм ведет к духовной несамостоятельности, грозит потерей творческого потенциала. В особенности когда речь идет об искусстве...» .

Аналогию мы находим в основных положениях одной из современных философских школ - постмодернизма. Постмодернисты высказываются против философии Нового времени и призывают расшатывать: жесткие логические схемы, поиски устойчивого, преклонение перед авторитетами, поиск единообразия, насаждение необоснованных ценностей. Их призыв таков - больше хаоса, дискретности, плюрализма, чувственности, интуитивизма, поиска нестабильности, отсутствия скованности, иронии по отношению к признанным ценностям.

Многие отступления от классического стиля шахмат имеют место в по-зициях, где решения находятся за пределами логических методов. Часто мыш-ление шахматиста работает в жесткой спортивной обстановке. И здесь спортивный стимул способен пробудить вдохновение. Появляется положительная эмоциональная окраска. В трудные моменты поединков, когда прозаический метод логики и расчета вариантов не ведет к верному решению, приходит черед интуиции. Такие моменты возникали во время матча на первенство мира Карпов - Каспаров (1985 г.) в 9, 10 и 11 партиях. Жертвы пешек в этих партиях носили интуитивный характер, найти истину нельзя было путем расчета вариантов.

Выдающиеся мастера отмечали значение интуиции. А. Нимцович: предугадать ход событий можно только при наличии известной творческой фантазии». А. Карпов: «Мне доставляют наибольшее удовлетворение ходы, которые позволяют заглянуть в будущее» . Интуиция является важнейшим качеством, поскольку она ограничивает возможности при выборе ходов. Ведь все шахматист рассчитать не может. Интуиция в шахматах - способность шахматиста без большой затраты времени, без деталь­но расчета оценить позицию и выбрать продолжение на основе этого впечатления.

Творчество шахматистов, одаренных фантазией и интуицией, находит отражение в положениях современной феноменологии: соотносительность субъекта (сознание) и объекта; обогащение материала созерцания своим во­ображением; переход от воображения (в динамике созерцаний предметов, переживаний) к смыслам (эйдосам) благодаря интуиции; наполнение жиз­ненного мира красками и впечатлениями .

Интуиция не однозначна. Для одних, например, Капабланки, Ботвин­ника, Смыслова, Петросяна, Карпова, характерна тенденция к изысканию глубокого позиционного решения. А партии других - Чигорина, Алехина, Кереса, Таля, Каспарова, Ананда - отличают яркие тактические озарения.

Шахматы на рубеже веков

Шахматное искусство прошло многовековый путь формирования и развития последовательно в индийской, исламской, западной и русской цивилизациях. Именно в большей степени шахматисты России, Советского Союза и затем снова России, явились главными действу­ющими лицами периодов классических шахмат и неклассических шахмат. Заметим, что если ранее можно было говорить о локальности культурных организмов, то в конце XX -начале XXI в. вызрели их многосторонние свя­зи. В шахматном сегменте мировой культуры - это, прежде всего, взаимодей­ствие русской и западной цивилизаций. В этом процессе участвуют и шахмати­ сты восточных цивилизаций (В. Ананд, Т. Раджабов и др.).

История развития шахматного творчества - явление сложное, противо­речивое. Модель этого явления не однолинейна, а представляет собой неко­торую криволинейную фигуру. И только частью этой графики может быть «огромная дуга» познания методов ведения шахматной партии, описанная А. Суэтиным.

Деление на периоды истории шахматного творчества нами дано с пози­ ции философской диалектической методологии. Развитие шахматного творче­ства рассмотрено в динамике, главный принцип исследования - историзм. В современной картине мира анализ социально-гуманитарных структур пред­полагает исследование открытых нелинейных систем, в которых велика роль исходных условий, входящих в них индивидов, локальных изменений и слу­чайных факторов. Современные ученые и философы понимают ограничен­ность рационализма. Классический рационализм так и не нашел адекватного объяснения акту творчества .

Философской проблемой является соотношение между двумя сторона­ми шахматной партии. С одной стороны - классические партии созданы твор­чеством человека, имеют стройную логику и, нередко, подлинную красоту. А с другой стороны - партия есть спортивный поединок, в котором торжеству­ет не только более продуманная стратегия, но и неожиданные факторы. Это: цейтнот и нервное напряжение мастеров, ведущие к ошибкам в оценке по­зиций и в расчете тактических операций.

Творческий облик шахматного мастера начала XXI в. складывается из основных свойств (типов мышления) и личностных качеств. Шахматист, иг­рая партию, вооружен идеями, как сугубо рациональными, так и иррацио­нальными, много отличающимися от логики оценки позиции, алгоритмов плана и расчета операций.

В этом творчестве должны быть и навыки классических шахмат, «прозы рационализма», и вдохновенное искусство интуитивных решений. Даже многие творцы науки подчеркивают роль фантазии и «иррациональных скачков» в исследованиях. Интуитивные прорывы и психологические приемы нужно соединять с логическими и опосредованными методами.

Вопрос о соотношении классического и неклассического подходов в творче­ стве мастера должен решаться индивидуально. Шахматист в своем совершен­ствовании должен опираться на свои сильные природные свойства и в то же время работать над своими недостатками, решать проблемы «другой рацио­нальности».

Большинство шахматистов наделены в большей степени либо конкрет­но-образным, либо абстрактно-рассудочным типом мышления. Первые -сильные тактики, стремящиеся к острой, порой иррациональной борьбе, ча­сто жертвуют материал. Вторые - стратеги с холодным и практическим умом, склонные к мышлению общими схемами. Реже встречаются шахматисты уни­версального типа.

Такова уж природа человека, что он рождается со сложным набором свойств. И в этом наборе разных людских достоинств и слабостей (призна­ков - по К. Юнгу), порождающих огромный диапазон мнений и поведений, заключаются предпосылки творчества, в том числе шахматного творчества, и общий прогресс творчества.

Важнейшими закономерностями развития науки являются ее диалекти-зация, дифференциация, ее ответы на потребности людей. В XX в. вступили в силу новые дисциплины, отвечающие потребностям в признании достиже­ний индивидуумов, в выборе профессий и в коммуникации. Это - психология личности, психоанализ и соционика. Новейшая из них, соционика, изучает диф­ ференциальные признаки и социотипы людей.

Наконец, в шахматном творчестве мы видим объект индивидуализирован­ного проявления культуры. Поэтому для предмета нашего исследования ха­рактерны: описание особенностей событий (фактов, явлений), объекты по­знания в большинстве своем неповторимые и, нередко, уникальные. Пред­метом нашего познания является мир человека (а не вещь!). В этом пред­мете человек включен как автор и исполнитель «собственной драмы», ко­торую он же и познает. Эм. Ласкер писал: «Шахматы учат нас, как бы мог­ла сложиться наша жизнь при равных возможностях и без случайностей. В этом смысле они являются отображением жизни. В шахматах разыгрывается миниатюрная драма искушения, вины, борьбы, напряжения и победы спра­ведливости» .

И поскольку шахматное творчество - индивидуальное проявление, то облик конкретного шахматиста определяют такие факторы: природный та­лант и «стартовые условия», трудолюбие и способность программироваться (специальная память). Наконец, шахматист включает в процесс познания и личностное знание. А это: личная аналитическая работа; изучение лучших партий современных мастеров; личное общение с шахматным наставником; личное знакомство с миром во всем его многообразии. То есть все то, что называется «живым восприятием жизни».

В шахматах проявляется и сложная, противоречивая логика взаимосвязи случайного и необходимого. Проявление на шахматном материале таких фи­лософских категорий, как истина (абсолютная, относительная, объективная), как переход количества в качество, принципы сохранения энергии и целого ряда аспектов человеческих отношений, материализующихся в шахматной партии, еще будет привлекать исследователей.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. 
   Канке В.А. Философия. - М. - 2002. - С. 118.
2. 
   Суэтин А.С. Ступени к мастерству в шахматах. - М., 1998. - С. 31.
3. 
   Каспаров Г.К. Мои великие предшественники. - М., 2003. - С. 504.
4. 
   Бронштейн Д.И., Смолян Г.Л. Прекрасный и яростный мир. - М., 1977. - С. 18.
5. 
   Суэтин А.С. Ступени к мастерству в шахматах. - М., 1998. - С. 18, 20, 31.
6. 
   Канке В.А. Философия. - М., 2002. - С. 78.
7. 
   Кохановский В.П. и др. Философия для аспирантов. - Ростов-на-Дону, 2001. - С. 195.
8. 
   Гижицкий Е. С шахматами через века и страны. - Варшава, 1970. - С. 145.

Шапиро Юрий Израйлевич, педагог дополнительного образования ЦВР «Галактика», педагог дополнительного образования МОУ Аэрокосмический лицей им. Ю. В. Кондратюка, г. Новосибирск; соискатель кафедры педагогики Новосибирского государственного педагогического университета; адрес 630124 г. Новосибирск, ул. Есенина, 35, кв. 90; тел. 8-960-795-56-61; E-mail: [email protected].

Империя ссылок
Переход на сайт «Занимательные и методические материалы из книг Игоря Сухина: от литературных затей до шахмат»

На главную страницу
mailto:[email protected]

http://chess555.narod.ru/zzz_shapiro2.doc

Шахматная философия.

Само это словосочетание звучит интригующе. Особенно потому, что она сегодня существует неавторитетно и внесистемно. Показательно, как о понятии шахматной философии вспоминает опытнейший шахматист и тренер И. Зайцев, который перед матчем Каспаров-Крамник в Лондоне так написал о Каспарове: «На стороне многократного чемпиона мира, помимо входящих в его актив громадных знаний, богатейшего опыта и фантастических комбинационных способностей, есть, как я предполагаю, еще одна составляющая, о существовании которой большинство шахматистов, возможно, даже и не подозревает. (Интересно, интересно! - СА). Говоря это, я имею в виду законченную философскую концепцию, позволяющую осуществить переход от искусства игры в шахматы к шахматному искусству. (Мутная формулировка – подождем объяснений! – СА). Но ни сам Каспаров, ни кто-либо другой никогда не сообщали мне ничего утвердительного о наличии такой системы взглядов.

Однако, имеющие уши, да слышат! За отдельными неожиданными репризами и рассуждениями самого общего порядка, проскальзывающими в комментариях Каспарова, несомненно, угадываются контуры философской платформы. Чтобы не быть голословным, приведу небольшое высказывание, несколько лет тому назад вычитанное мною у Каспарова, которое звучит примерно так: в основании любой дебютной системы лежит маленький тактический нюанс (иными словами – «с голубого ручейка начинается река»). За меткость этой формулировки я бы мог поручиться всей своей многолетней деятельностью аналитика».

И на этом все. Гора родила мышь – наличие законченной философской платформы доказывается одним частным высказыванием, и попытка собрать материал, документирующий «контуры», даже не сделана. Но спасибо Зайцеву хотя бы за моментальный снимок ситуации. Он отметил, что многие шахматисты не подозревают о наличии шахматной философии (или о ее разделе о переходе «от искусства игры в шахматы к шахматному искусству»).

Однако, в сторону тавтологический переход! Пусть сейчас шахматная философия нечто скрытое. Она все равно нужна растущему шахматисту, который нуждается в ориентирах и находит их, где придется. Пусть зрелый игрок почти не пытается обобщать. Допускаю, что профессионалу кажется стыдным рассуждать об абстрактных вещах. Есть конкретные варианты и позиции, а любое обобщение – риск отрыва от прочной почвы.

Когда шахматист пытается формулировать и абстрагировать, то много слов не соберет. Есть несколько формул великих об игре – Ботвинник любил повторять за Капабланкой «нужно всегда играть по позиции», Алехин говорил, что на каждом ходу нужно заставлять противника играть своей головой, Таль сходным образом советовал дать возможность противнику ошибиться (на то он и был великий счетчик). Ясные истины, которые забываются раньше всего и поэтому их следует повторять.

Сложнее парадоксальное высказывание Петросяна, который сказал, что позиционный перевес доказывается тактическим ударом - в его афоризме обобщается реальный опыт. Поразительно высказался об оценке сицилианки С.Долматов – он как-то сказал, что если снять все фигуры, то получившаяся пешечная структура лучше у черных и почти все сицилианские эндшпили поэтому должны быть с перевесом у черных.

Есть еще какие-то неавторизованные афоризмы типа «пешки назад не ходят» и советы вроде «меняй все активные фигуры противника». Маловато, очень частно, без попыток дальнейшего обобщения, хотя действительно имеет отношение к шахматам.

Существенная часть шахматной философии погружена в позиционное учение – от Филидора и Стейница до Рети и Нимцовича. Общие принципы игры здесь приспособлены к примерам, но перешагивают их. Правда, в этой связке можно увидеть действительное философское противоречие. Не каждый принцип может быть обобщен без ограничения. Принципы предполагают классификацию позиций и привязку к определенным структурам. Поэтому Филидор оказывается вдруг крупнейшим гением – он понял один из главных мотивов классификации позиций – пешечную структуру. Так его и охарактеризовал Бент Ларсен: «Самый великий в истории шахмат - безо всяких сомнений Филидор. В конце XVII века он сформулировал принципы, которыми мы пользуемся до сих пор. Кажется, никто так не опережал время!»

Итак, выбор примеров из собственной практики может, например, поставить под сомнение универсальность учения Нимцовича. Он был очень оригинальный игрок, который хорошо объяснил свой способ игры и свое видение шахмат. Его термины вошли в обиход. Но их применимость натыкается на свои ограничения, которые уже не так систематизированы.

Ну, и потом многие великие шахматисты не были такими хорошими писателями, как Нимцович. Потенциально они могли бы сформулировать правила игры для себя, для своих любимых позиций, но не сделали этого. На счастье, есть их партии и передача идей возможна невербальным (несловесным) путем. Великие часто вспоминают, что чьи-то партии определили их отношение к игре – Карпов поминает Капабланку, Полгар – Кереса, Крамник – Карпова. Примеров могло бы быть невероятно много, можно было бы построить настоящие генеалогические дерева преемственности.

Рети вспоминает, как Капабланка поразил его, не сделав в одной их консультационной партии очевидный развивающий ход, а сыграл конкретно на вариант и получил перевес. Из этого впечатления, кажется, и возник гипермодернизм, как игры не для абстрактного развития, а игры «под идею». Рети вербализировал Капабланку.

Кто вербализирует современную игру, кто опишет ее словами? Я бы сказал, что это происходит непрерывно, но никто не систематизирует результатов.

Современная шахматная философия проявляется в комментариях к партиям, в разговорах профессионалов о шахматах, в наставлениях тренеров, в общих рассуждениях, в которые пускаются интервьюируемые шахматисты (те «неожиданные репризы», которые поминал Зайцев, как раз об этом). Нет только обобщения.

Ведь часть шахматной философии по аналогии с другими профессиональными системами – это правила приспособления общего поведения к ситуациям игры и наблюдения за особенностями шахмат, чем шахматисты занимаются постоянно.

Настоящая философия должна учить о мире и о его лицах, таких, как явления, события, и люди, их близости и разности, давать представление о целях человеческого существования. Как предел, она призвана давать систему взглядов и руководство к правильному поведению человека в мире. Шахматная философия делает то же самое на уровне частных высказываний, но только никак не создаст ни одной системы.

Все, кто чего-то добился в шахматах, говорят об отношении к игре, о своем понимании шахмат, формулируют правила поведения, вырабатывают соображения разного порядка обо всем в шахматах и рядом с ними. Но нет общих классификаций, нет иерархии, нет разделения, нет даже рубрик. Гомон слитых голосов, характерный для шахматной прессы, отчасти даже симпатичен. Но он хоронит множество отличных мыслей, интересных соображений, красивых идей, броских биографических деталей. Когда-то, когда число шахматных героев ограничивалось двумя десятками, все, казалось, было на виду, во всяком случае, каждая яркая подробность тиражировалась журналистами бесконечно. Теперь почти ничего не повторяется и просто валится в архивы.

Поставить за цель ввести рубрики тем в шахматное многоголосье и отчасти наполнить их высказываниями было бы вполне доступно. Как это выглядело бы, я попытаюсь представить далее.

Что даст коллекция цитат?

Откровения о шахматах.

Яан Эльвест

«Шахматы – очень напряженное состязание, они пропитывают тебя».

Бент Ларсен

«Я всегда верил, что дух в шахматах должен возобладать над материей... Но, чтобы играть как Таль, нужно иметь очень много энергии!»

«В шахматах нет ярко выраженного критерия "правильности" - они многообразны».

Ориентиры роста.

Лайош Портиш

«Мне кажется, я поздно начал заниматься шахматами – в 12 лет. В этот момент многие навыки, которые могли бы усвоиться на уровне инстинктов, если начинаешь играть лет в пять-шесть, в основном приходится в себе воспитывать – и это может сказаться когда-то в дальнейшем...»

Бент Ларсен

«Я типичный self-mader. У меня не было наставника, не могу сказать, что я особенно зачитывался шахматными книгами. За исключением книг Нимцовича, не могу назвать никого, кто произвел на меня особенное впечатление... Я просто много работал над шахматами».

«Все приходит с опытом... Понимание собственной силы и собственной слабости - в какой-то момент ты начинаешь лучше понимать себя, и происходит качественный скачок... Мне было удобно, что, играя, может быть не в самых сильных турнирах, я имел широкое поле для экспериментов с собственным стилем. В тот момент я мог провести разные турниры в совершенно непохожей манере. Я становился опытней, мой кругозор расширялся - главное, я не боялся ошибок и не жалел времени на их исправление. Воспитывал я и бойцовские качества...»

Сергей Рублевский.

«Ты довольно быстро вырвался на приличный уровень – тебе кто-то помогал, занимался с тобой?

– В основном сказались занятия в «школе Панченко» – фактически там я сложился как шахматист. Попал туда, когда мне "стукнуло" 10 лет. Хорошо, что занятия проходили в Челябинске, куда я и так часто ездил на соревнования... Потом, когда я уже стал мотаться по разным юношеским турнирам, тоже контактировал с Панченко».

«Занятия в «школе Каспарова» просто поставили точку в моем формировании как шахматиста. Меня, так сказать, запустили на орбиту!»

Павел Коцур.

«У меня ведь нет той школы, что получили ученики Панченко, Дворецкого, Смыслова, Каспарова, наконец… Это заметно: люди играют по схемам, которые им преподали еще в детстве. Откуда у меня взяться таким красивым трафаретам? И некоторые партии я действительно провожу, чего-то недопонимая. Но все это компенсируется, скажем так, большим количеством собственных идей! Например, у меня до сих пор хромает техника эндшпиля: вспомнить, как я сам постигал все это по книжкам… Конечно, ты лучше будешь понимать тот или иной тип позиций, если тебе вначале все "разжуют", покажут механизм, и ты на полученном базисе будешь уже возводить свою надстройку! Причем, покажут не какую-нибудь элементарщину, а именно сложную позицию: к чему надо стремиться, какие размены выгодны, в каких позициях слон сильнее коня и наоборот, что делать вообще…

Яан Эльвест

«Просто часто шахматисту бывает трудно одному разобраться в самом себе... Чтобы наметился сдвиг в игре и настроении, тебе нужен очень умный помощник (таковым, например, был Юрков для Соколова). В тот момент помочь мне оказалось некому. И неожиданно выяснилось, что я уже не такой молодой, что рейтинг у меня не такой высокий, и что в гроссмейстере Эльвесте не так сильно нуждаются устроители крупных турниров... В такой ситуации у меня оставался фактически один путь назад – доказывать свою состоятельность среди "простых смертных". Сейчас даже иногда жалею, что не подался тогда в коммерцию – трудно было себе представить, что жизнь шахматного профессионала так сильно изменится.»

Работа

Сергей Рублевский

«Для меня шахматы всегда были интересным занятием. Мне доставляло удовольствие играть, заниматься. Неудивительно поэтому, что они стали моей профессией».

«Когда всем доволен, всё хорошо, нет стимула для совершенствования. Вот когда видишь свои недостатки, то пытаешься работать, устранить их – и таким образом прогрессируешь. Причем шахматы - настолько сложная игра, что прогрессировать можно практически до бесконечности».

Павел Коцур

«Очень многое в шахматах мне недодали, и приходится извлекать эти крупицы знания самому: из общения, из анализа собственных ошибок. Есть много грамотных шахматистов, которые все расставят так, как надо – в этом мне трудно с ними спорить. Но по напору и, может быть, творчеству им до меня далеко! А недооценка? Каждый считает, что играет не слабее меня, – быть может, он и правильно считает, но на данном этапе я сильнее».

«Я чувствую, что в последнее время стал спокойнее! У меня в душе царит равновесие, даже появилось желание заниматься шахматами – в принципе. Два года назад я просто приезжал на турнир поиграть, пообщаться и проверить себя на гроссмейстерском уровне. А сейчас мне просто хочется работать. Прошел тот период, когда я "болтался на турнире, и, возвратившись с очередных ночных бдений, с несвежей головой садился за доску…"

Я, шахматист.

Бент Ларсен

«Часто во мне сходились совершенно противоположные качества: представьте, иногда в начале карьеры, перед партией мне приходилось делать выбор между королевским гамбитом и каталонским началом! Небо и земля... Это я "научился" у того же Нимцовича, когда его игра выглядела то слишком простой, то слишком сложной - ведь главное смысл ваших ходов заключается в том, чтобы соперник не смог разгадать ваш замысел!»

Сергей Рублевский.

«Я не увлекаюсь самокопанием, грезами о будущем. У меня одна задача: прогрессировать, играть сильнее, чем раньше. Пока получается – медленно, но верно расту».

«Мне нравится борьба! Сам дух ее, процесс доставляет мне большое удовольствие. Хотя, наверное, «борьба» – это нечетко сказано... Поединок! Вот что меня действительно привлекает! Вот сидят два человека, и каждый хочет победить – порой мне это гораздо интересней, чем положение в турнире, количество очков. Я играю против тебя, ты играешь против меня. Всё! Я не ставлю цели стать чемпионом мира, заработать кучу «бабок» – я играю, и это мне доставляет удовольствие… Пока, к счастью, мне нравится просто играть. Это хорошо: я знаю многих шахматистов, которые с удовольствием давно бы всё это бросили, да ничего толком делать больше не умеют!»

Павел Коцур

«У меня всегда так: либо всё, либо ничего! Нет той плотности, которая отличает шахматистов типа Яндемирова: он ни одной не проиграет, парочку выиграет - и порядок. Мне же надо обязательно проиграть, чтобы потом выигрывать.»

« Почти все позиции я пытаюсь играть на победу. Даже понимая, что надо предложить ничью или уже самому ее делать, – все равно подспудно думаю, что или соперник ошибется, или айду в позиции какую-то гениальную идею и выиграю!»

«Да просто я не боюсь никого! Но воли тут никакой особой нет. Воля – это когда человек задался целью и на воле всё выигрывает или ничего не проигрывает!»

«Я стремлюсь к повышению результатов. А стабильность? Как правило, после очередного кризиса планка для меня поднимается. Я не собираюсь постоянно играть в одну силу – это мне противопоказано: я начинаю успокаиваться, и сила игры падает. То есть остается прежней, но... падает».

Сергей Волков

«Я достаточно много работаю в последнее время, но… как давным-давно сказал мне один гроссмейстер: «Исправить свои недостатки очень тяжело, прогрессировать можно только, если научиться использовать свои достоинства!» За счет этого действительно многого можно достичь. Стараюсь использовать свои лучшие стороны: у меня получаются, может быть, не очень выразительные партии, но такая игра мне больше подходит по духу. Я не люблю перегибать палку, бросаться в какие-то тактические осложнения…»

Яан Эльвест

« Грубо говоря, я отношусь уже к другому поколению шахматистов, чем те же Крамник или Топалов. Конечно, я не считаю себя стариком, но возраст все-таки накладывает свой отпечаток на мое отношение к шахматам. У меня есть и свои преимущества – да я старше, но потому и партий сыграл побольше, сильных турниров у меня, наверное, больше было, опыт богаче. Правда в наигранности я им уступаю, тактика может подвести... Зато в классических шахматах я им точно не уступлю. В них необходимо показать выдержку, глубину. Мне предлагают тактику усложнений, тянут на многоходовые домашние варианты – я же стремлюсь поддерживать неопределенность на доске как можно дольше, чтобы они играли "своим умом". Применяю немодные системы, например. Вот ферзевый гамбит считают скучным дебютом, молодые не хотят играть его черными. С другой стороны, легко понять, что против гроссмейстера экстра-класса любой дебют черными – это испытание. Я отнесся к этому вопросу по философски: пускай меня атакуют, в конечном итоге я мало, чем рискую, но в классических началах легко зарваться. И тогда...»

«Собственный стиль... Не могу назвать себя ярко выраженным тактиком или стратегом, скорее проявляется некий симбиоз направлений. На стиль слишком многое накладывает отпечаток: постоянное общение с тренерами, помощниками, изучение дебютной теории, в некотором роде размышление над игрой соперников. Принято считать, стиль – это человек. По крайней мере, ко мне это определение не имеет никакого отношения. Случаются труднообъяснимые "вывороты". Иногда мой стиль самому кажется непонятным. Как будто играл другой человек. Когда случались срывы, недоумевал: "как можно так играть?", "как можно допускать такие ошибки?". Очень важно контролировать самого себя»

Другие.

Павел Коцур « Я сильно чувствую людей, которые мне завидуют, желают неудач. Зато другие, которые относятся ко мне нейтрально или даже радуются моим успехам, вселяют уверенность и заставляют тянуться к новым вершинам. А вот "черную зависть" я ненавижу, – начинаю дергаться, нервничать, и у меня ничего не получается. Особенно раздражают бессмысленные разговоры о том, что я, дескать, обязан выиграть какой-то очередной турнир, что, мол, нет конкурентов и т.д. – если ты не побеждаешь, все твои предыдущие победы как бы автоматом заносятся в категорию случайных.»

Штрих-портреты соперников.

Яан Эльвест

«Я сейчас смотрю на новых шахматистов несколько скептически: вот, Юдит Полгар – она не может обыгрывать слабых шахматистов, потому что подготовлена лишь к игре с супергроссмейстерами».

Бент Ларсен

«Ближе всего мне был Петросян. Наверное, потому что у нас с ним была одна основа: "Моя система" Нимцовича". Мы с ним, что называется, "братья по крови". Но у нас, как я замечал, было совершенно разное чувство позиции... и чувство опасности. Петросян не проиграл столько партий, сколько я - с другой стороны, я выигрывал гораздо чаще него».

«Конечно, самым большим феноменом моей шахматной молодости был Таль! Но я, к счастью, никогда не пытался играть в его стиле, - мне просто нравилось наблюдать за его игрой, видеть, как рождаются его гениальные планы, идеи, комбинации... Я никогда не жаловался на скорость и глубину расчета, но делать это с такой фантастической быстротой, как он, по-моему, не было дано никому. И потом, Таль обладал редким бесстрашием, никто ни до, ни после него не провел такого числа некорректных комбинаций! Он же просто сокрушал своих соперников...»

Поражения и победы.

Сергей Рублевский.

«В целом я не сильно отличаюсь от большинства шахматистов, живущих по формуле: проиграл – не фарт, выиграл – класс!»

Что происходит в шахматах.

Яан Эльвест

«Шахматы в начале 90-х годов стали стремительно развиваться – виновниками" были Карпов с Каспаровым, сделавшие дебют главной ударной силой. Я же "зевнул" этот момент. До этого я был своеобразным "последователем" Карпова, переносил основную тяжесть борьбы на миттельшпиль и эндшпиль. И вдруг получилось, что я оказался совершенно неподготовлен вести полноценную борьбу. Кстати, нечто подобное случилось с Юсуповым и некоторыми другими гроссмейстерами»

«В конце концов, главная цель каждого гроссмейстера – выйти в претенденты, попасть в историю. Это ни для кого не секрет... Для профессионального шахматиста быть счастливым – значит находиться где-то в шестерке мира. С этой точки зрения, я не достиг удовлетворения. Недостатки есть и будут в будущем. Даже если внутренне настраиваешься на хороший результат, безошибочной игры достигнуть вряд ли удастся... Карьера шахматиста очень опасная "штука". Тем более сейчас, когда недостаточно быть просто гроссмейстером, необходимо быть супергроссмейстером. В свое время государство поддерживало сильнейших шахматистов стипендиями, тренерами, возможностью сборов... Не думаю, что сегодня быть гроссмейстером – большое счастье. Спорт очень жесток, а сегодняшние шахматы я отношу именно к спорту. Единственное, что нас всех по настоящему поддерживает, так только то, что мы все эту игру действительно любим».

«Железный друг»

Ясер Сейраван

«Гарри Каспарову пришла на ум совершенно чудовищная идея, получившая название “продвинутые шахматы”. Суть в том, что человек, объединяясь с компьютером в едином игровом процессе, становится шахматным поводырем этого компьютера. По-моему, идея ужасна.»

Бент Ларсен

« Что меня раздражает в последнее время, так это матчи Каспарова с компьютером. И совсем ненормальным мне кажутся игры в advanced-chess! Неужели они не понимают, что это путь в никуда. Они разрушают мистическую оболочку шахмат: теперь никто не будет смотреть на шахматы как на искусство, из них выветривается дух... Больно видеть, что их уничтожает именно чемпион мира.»

Лайош Портиш

«Шахматы в последние годы сильно меняются – мне не очень нравятся процессы, что происходят в шахматном мире, в особенности вызывает опасение повсеместное внедрение компьютеров... Я понимаю, когда их используют в качестве хранителя информации: когда вместо прежнего многочасового поиска вам нужны считанные секунды, но когда компьютер начинает играть, анализировать, чуть ли не советовать шахматистам, что им делать в той или иной ситуации!.. Например, шоу под названием advanced chess с моей точки зрения является просто оскорблением человеческого интеллекта... Это перебор»

«Я просто думаю, что компьютер убивает шахматы. Скоро или нет, но неизбежно! Если компьютеры уже сегодня играют такую большую роль в шахматном мире, что же будет дальше?! Это как допинг, который дают шахматистам перед игрой... Вы видели когда-нибудь, чтобы боксеры или бегуны у всех на глазах, не стесняясь, глотали допинг? Я всегда считал шахматы искусством, а теперь и не знаю, чем их назвать».

Властимил Горт.

«К сожалению, сегодняшние шахматисты уничтожают шахматы… Они забывают, что шахматы – это прежде всего игра человека против человека, борьба интеллектов... А они все утонули в бесконечных компьютерных анализах. Я могу назвать много гроссмейстеров которые считают, что своими "исследованиями" двигают шахматы вперед, а на самом деле они просто убивают их. Уничтожают радость шахматного общения!»